Один мальчик вырос, но во снах так и остался мальчиком. И дело не в шортиках, в которых он был в своих снах, а в том, что во сны к нему приходили старые, но не забытые демоны. И каждую ночь он боролся с одними и теми же драконами. Вы скажете – обычные сны, скучная сказка?

Не смейтесь над ним. Да и не торопитесь.

Я вот тоже когда-то думал, что кошмары во сне – это так же интересно, как фильмы ужасов, только не надо платить денег за просмотр, да и эффект присутствия на порядок выше. А сейчас мне регулярно снится, как я пишу книгу. И так там все классно выходит, что не стыдно всем рекомендовать к прочтению. А потом пробуждаешься – и пустота в руках. Ни книги, ни даже воспоминаний, чтобы из них хоть строчку в дневник записать. Вот такой кошмар.

Но вчера в своем кошмаре, по привычке перечитывая строки, я осознался: «это сон». Следом прошла мысль: так зачем же напрягаться, мучиться, как Фауст в каморке, стараться и подбирать строки. Ведь утром не останется НИЧЕГО. Лучше просто выйду на улицу и досмотрю интересный сон. Представляете, насколько хитрой бывает лень! Но сказка не про меня, а про мальчика.

***

Вы помните детский сад? Он хорошо помнил утреннюю дорогу до садика. Зима. Под окном широкой лопатой скребет тротуары дворник. Пора вставать в сад. 15 минут — и он на улице. Темно. Фонарей не заметно, но всё равно ярко – это светят гигантские окна садика. Идти не хочется. Хочется спать. Конечно, потом будет завтрак, будут снова заставлять есть кашу. Но это будет соревнование и это интересно. А потом… потом будут игры! Как заводила всей группы он уже планирует: что бы придумать на сегодня? Надо оторваться перед послеобеденным сном – эти полтора часа для него были мукой: лежать и смотреть в потолок. Ни болтать, ни ворочаться — ничего нельзя. Думать тогда он еще не умел (не приучали к этой практике). Оставалось только рассматривать трещинки в побелке потолка. Что там сегодня? Геодезическая карта неизвестной местности: овраги, ручьи. Или топографическая карта поселения с улочками и дорожками?

Вообще, спать днем никто из детей не хочет. И воспитателям приходилось вечно успокаивать буйных малышей. Проще всего перед сном давать подвижные игры – парадокс: активность и следом покой. Поэтому детей усаживали лепить из пластилина. Но детские пальчики тонки и слабы. Кусок пластилина был тверд, как пластик. Поэтому вначале его разогревали в ведре с горячей водой. Кусочек становился податливым, но мокрым! Невозможно было слепить отдельные части. Он проклял лепку.

Но перед тем как попасть на завтрак, надо было еще дойти до садика. Фонари не горят, светлые окна пока далеко. Оказывается, весь снег дворник сгреб в большую кучу. Куда она потом денется? Сама растает? Вот уж вряд ли. Снегопад был уже несколько раз в этом году, а еще вчера – никакой кучи тут не было. Значит кто-то ее увозит. Не уйдет же она сама. Словно услышав его мысли, куча встаёт и начинает идти на него. Вычленяются руки и поднимаются над ним – йети его мать! Ужас и страх. Кошмар. Темно к тому же, и куда-то делся сопровождавший папа.

Но куда бежать? К маме? Он же мужик. Нет. Чтобы отвлечься, забыться – он стал думать. Не по возрасту занятие. Хотя, может, мы просто не знаем маленькие тайны маленьких мальчиков?

– Кто сказал, что этот кошмар повторяется уже 5й раз?

Только он сам себе. Может ли он себя обманывать? Мужчины – не обманывают. Да-да, но:

– Как понять – снится тебе сон 5й раз или тебе снится про то, что он снится 5й раз?

Ведь он может, просыпаясь, внушить себе, что видел сон до этого. В большинстве случаев люди ощущают дежавю из-за приснившегося. А доказательств-то нет.

Значит их надо найти.

***

В следующий раз, когда он проходит мимо этой кучи снега во сне (в реальности-то она давно растаяла), он снова пугается. И забывает про эксперимент. Но проснувшись, он помнит, что хотел сделать. Может быть это достаточное свидетельство? Нет. Надо идти до конца. В следующий раз во сне по пути к садику он лепит маленького снеговичка на обочине. Если затем снеговик будет тут же, то да – это повтор!

Но… снеговика нет! Дворник его счистил в кучу.

– Дядя, зачем? Я же старался!
– Мальчик, не надо строить столбики. Ни один пёс не может спокойно пройти мимо них. Уже через час – это не снеговик, а какая-то золотая статуэтка Будды.
– Но снеговик был тут?
– Я видел только Будду. – Вот такой буддаист у них в подъезде жил.

Мальчик слышит ответ. Но не может убедиться визуально.  В садике за лепкой продолжает размышления. Ситуация напоминает ему сказку про Гензеля и Гретель: хлебные крошки он раскидал, но птицы съели все без следа. Надо что-то делать. И с этим ненавистным пластилином тоже.

Точно! Я вылеплю мою кучу. И после следующего сна останется только прийти в группу и увидеть – есть ли пластилиновая куча. Ну а чтобы и ее не смёл дворник или воспитательница, надо сделать её совершенной: чтобы встала на полку шкафа как лучшая работа дня.

Так эксперимент сделал из него скульптора. А мышление осознало принцип «минус на минус = плюс».

***

Что было дальше? Дальше была школа. А там? Тоже кошмары. Наверное, о том, как зовут к доске, а урок не выучен? Как в этот момент выкручиваться? У кого-то, наверное, так. Он же ходил в школу ради каникул. Летом его отвозили в деревню к бабушке. Недалеко был аэродром. Совмещенный: помимо рейсов Аэрофлота он обслуживал два полка МиГ-25.

МиГи – настоящие перехватчики, способные за 5 минут свечей взвыть в стратосферу. Когда начинались учебные полеты, слышно было всем за 10 км. За считанные секунды, как солдаты при команде «воздух», он выскакивал из тени деревьев и оказывался на поле: его смотровая за полетами. С подзорной трубой и картой местности. В остальные часы он наблюдал прямолинейные заходы на глиссаду гражданских ИЛов и АНов. Чтобы не было скучно, в транзисторе была настроена частота аэропорта. В основном в эфире шёл прогноз погоды (на редкость совпадающий с действительностью!). Поверьте, без вояк – скукота. Вот бы хоть один самолет упал. Он бы вскочил на свой «школьник», и, крутя педали, мигом бы оказался рядом с полыхающими обломками.

Так что в школе ему снился типичный кошмар – гул моторов, удар о землю, и даже без велосипеда он мгновенно рядом. В чем же кошмар? Трупы? Ужасы и муки? О нет. Он бродит среди обломков и заглядывает в сумки, чемоданы, разбитую аппаратуру. Он не деньги ищет, а, как Робинзон Крузо, выбирает что-то интересное и полезное. И каждый раз, набрав полные карманы – всплывает из сна. С пустыми руками! А ведь там остались и интересные транзисторы, и монеты неведанной страны, и даже набор лего! Хозяйственный рос мальчик.

С этим ужасным сном надо было что-то делать. Вспомнил приём из сада. Но где в этом сне слепить статуэтку или макет? Самолеты же падают на разные поля. Не засаживать же все поля заранее скульптурами-надгробиями кладбища. Он начал лепить из глины. Самолёт выглядел как руины археологических раскопок, а чемоданы никто не узнал бы вовсе, но зато бабушка не выкидывала его творчество.

***

Кстати, что снится вам? Попробую угадать кошмар: классический сюжет — измена супруга. Это статистика мне подсказывает. Или запретные вещи. Диабетик, например, может регулярно во сне объедаться сладостями. Но в деревне сладостей мало. В городе же еще с эпохи перестройки он больше всего любил магазин Лейпциг. Его все москвичи любили: взрослые за товары из ГДР, дети за волшебный макет железной дороги. Поезда были миниатюрными, под 16 миллиметровые рельсы. А сам же макет был гигантский: целые станции, поселки, горы, туннели. Говорят, когда-то поезда там даже ездили. Но детям было и так интересно. Мамы с удовольствием оставляли сыновей у макета, а сами разбегались по этажам и очередям: скупляться.

О сны мальчика сломал бы голову сам Фрейд: вот он бежит ночью от грабителей. Впереди последний трамвай. Отчаянно, из последних сил он словно молния ускоряется и перебегает перед махиной. А преступник – нет. Звонкий скрежет тормозов, но поздно – ноги-руки негодяя уже летят по блестящей после поливных машин улице. Мгновенно они стираются до ярко-белых костей. Разлетаются, словно в боулинге выбили СТРАЙК! Разные трамваи, разные улицы, но страйки выпадают регулярно. Так можно и на турнир записываться.

Трамвай из глины не выходил ну никак…

Может и не зря его в садике мучили пластилином. По заказу, родители привезли в деревню несколько пачек, а в каждой по 12 ярких цветных брикетов пластилина. Вскоре он перебрался на чердак. Тогда он еще не знал, что это называется мастерской. И начал вылепливать фрагменты своих снов в одиночестве. К тому времени армия развалилась. ВВС уже перестали взлетать на учения, его мало кто тревожил. Он творил фрагменты старых снов. И более скрупулёзно прорабатывал новинки. Кошмары его уже не страшили. Он ждал их, как художник новую натурщицу. Больше сюжетов, больше деталей.

***

Но когда несколько ночей ничего не происходило, у него опускались руки. А сам он опускался на край платформы. Старая станция метрополитена. Похоже, заброшенная – нет людей. Хотя, это неудивительно, сейчас же ночь. Вон – фонарь горит над рельсами. И свежий ветер потягивает из туннеля. Хочется спуститься и прогуляться, пока никого нет из сотрудников. Никто не дунет в свисток, не вызовет милицию. Но бессилие очередной ночи без снов так прижимает его к краю платформы, что у него не получается даже шелохнуться. А если сейчас из туннеля со свистом колес выскочит вагон? У него не будет сил подняться. А как же ноги? Его ноги свисающие над рельсами! Снова страйк?!

Нет, слава Богу, проснулся. Это был кошмар? Наконец-то кошмар! Снова можно лепить. Вагон, второй, третий – они словно проносятся над ним. А вот и дежурная по станции, пассажиры – все начинает оживать. Пока что только в его фантазии.

***

Коллекция росла. Родители, забирая его в город, удивились, какое же удачное применение нашлось чердаку: пусть играется, это безвредно. Воздуха свежего маловато, но хоть пальчики лепят.

Первым сходство заметил отец. Он же и повел его в уже пустеющий магазин Лейпциг. Когда мальчик снова увидел прошлую мечту, в нём пробудился уникальный процесс: немецкий макет обветшал, состарился, в то же время, его собственные скульптурки становились все лучше и лучше. Кажется, тут он почувствовал, что ученик обходит учителя.

Школьный учитель, завидуя его акселерации, постоянно дразнил: «Высокие чердаки плохо меблируются!». Пусть дразнится, лишь бы двоек не ставил. А что в действительности в голове мальчика – не ему судить. Голова его всеми мыслями уже снова была на деревенском чердаке. Он уже представлял, какой макет разовьется из всех его наработанных кусочков: и аэропорт, и депо и метро.

Рос макет. И рос мальчик. Его пальчики были ловкими, несмотря на разраставшиеся ладони. Все чаще ладони сжимали во сне АК-74. Он не ходил на военную подготовку. Он никогда не держал автомат. Да и компьютерными играми не увлекался. Но закрывая глаза, руки машинально передергивали затвор: Кукс-клукс. Это не был кошмар. Сталь успокаивала своей прохладой. Все дневные проблемы исчезали: не хотели попадаться ему на мушку. Не надо было ни в кого стрелять, и никуда бежать. Пока что. Но с механистичностью действий надо было что-то делать.

На макет пришли солдатики. Такие же пластилиновые, но, конечно же, под прикрытием брони. По улицам двигались БМП, издалека сектора контролировали танки. Настроение менялось. На чердаке становилось горячо и тесно. Да и не только НА чердаке, но и В.

Можно не бояться психиатра – вполне невинный кукольный городок на чердаке. Взрослые и не задумывались, что у него в чердаке головы. Может учитель и догадывался, говоря, что высокие чердаки плохо меблируются?  А может, вовремя закончились школьные годы.

***

Всё лето в городе: экзамены. Чтобы проветриться, он записался в альпклуб. И следующее лето провел в горах. Там не было ни самолетов, ни трамваев, ни автоматов. Но… каждый раз, спустившись с долгожданной вершины, ночью в палатке, на все ущелье и во все легкие кричал: ЛАВИИИИНАААА!!!! Его глаза открывались сами, пока эхо возвращало его голос. Перед глазами был только светлый кусок палатки. Маленький кусок пространства. А сам он, скованный спальником, чувствовал: их накрыло лавиной, прижало, придавило, осталось лишь несколько сантиметров пространства, свободных от снега, который растаял от его взволнованного дыхания. Напарник привык к его лавинам. А куда деваться из связки? Он же чувствовал, что демоны из снов вырываются наружу. Но человек может привыкнуть ко всему.

***

Деревню он, кончено, давно забросил. Но поминки единственной бабушки привели их с отцом на чердак:

– Говорят, высокие чердаки плохо меблируются, а у тебя тут ничего!

Пока все пили водку, он зависал над макетом. Тут явно не хватало новинок из его снов. За два дня старый макет перестроился в полноценную карту его миров. Не в масштабе 1:1, конечно, но тоже наглядно, словно орел поднял его и несет над прошлым: улицы, трамваи, метро и даже горы. Солдатики сидят в окопах. Самолёт лежит. Такая возможность перепросмотра жизни. И без водки же, хотя, может быть общее поле с поминающими пробило. Взгляд добрался до края макета: дальше — бескрайнее море. Ну как, бескрайнее – до краёв крыши. Словно Земля наша плоская, но стоит не на слонах и черепахе, а опирается на балки перекрытия первого этажа.

Что это? Игрушки? Хобби? В любом случае, мелкая моторика успокаивает. Кошмары почти ушли из его жизни. Вытеснились реальностью. Сомнологи утверждают, что дети видят больше кошмарных снов, чем взрослые за всю оставшуюся жизнь.

Или просто началась настоящая жизнь. Это когда вместо жизни ходишь на работу. Дела, заботы, нервы. К вечеру одно желание: «поспать бы». А со временем и оно трансформировалось в: «заснуть бы». Отсутствие сна – не проблема. Проблема, когда ты не знаешь, ради чего просыпаешься по утрам.

Мы не стареем, а вот родной институт – да. По приглашению, спустя 20 лет, он едет на юбилей альма-бати. Его весь вымыли, я бы даже сказал – стерилизовали. Будто президента ждут каждый день. А ходишь по коридорам — кажется, ты в больнице. Все отчистили — даже Духа прежнего не осталось. Подошёл к расписанию, там все преподы – те же самые фамилии! И вот – 35 лет разных выпусков: встречаются, знакомятся заново, как дембеля, друг друга приветствуют, только не “где служил?”, а “какой год?”. Одно приятно, хоть молодежь уже и считает его дедом, но среди гостей есть люди намного старее.

***

По возвращении безобидный сон про институт превращается в родной кошмар. Ему снится, что он не получил диплом. Что надо снова ехать в эту больницу и сдавать еще ряд экзаменов. И даже ходить на дополнительные курсы. А как сдавать? Он уже и интегрирование забыл. И дифференцирование… хотя, нет – дифференцировать еще умеет, способен даже после тупой работы в банке, но не видать ему снова красного диплома!

Казалось бы – никто не гонится, ничто не взрывается, с гор не сыпется. А просыпается он каждый день весь в поту и с криками, как от лавины. В жизнь вернулся смысл. Ну как, смысл: «от противного». Избавиться бы от кошмара.

Еще пионером он мечтал забетонировать весь бабушкин участок. Хорошо, что не заасфальтировал. Проторенной дорожкой – снова на чердак.

Многое оплавилось от жары под крышей, цвет смешался в общий серо-бур-малиновый. А запахи! Мммм… Ради таких запахов он готов был в детстве стоять часами с мамой в очередях хозмага. Пыль на пластилине, как люксовое матовое напыление. Правда теперь он хуже лепится, а ему надо. Надо перелепить часть карты сновидений, встроить институт для возврата гармонии. Не беда. Минуты творческой борьбы — и карта сложилась. Словно защелкнулась последняя деталь головоломки. И макет оживает! Вспомните ребенка, который в магазине желал увидеть оживший макет. Сознание выросло. Макет пришел в движение. То ли опыт мозга был необходим для запуска процесса. То ли последний кошмар. Но теперь ужас не во снах, а в его реальности.

Казалось бы, он тридцать лет готовился к этому моменту. Но сознание оказалось не готово. Да ладно – тут бы каждый облажался.

Мне кажется, в этот момент ему достаточно было сломать любой кусочек макета. И все бы остановилось. Но внутренний творец не позволил рукам. Рука не поднимается – это же его творение. Город сам защищает себя от него: безумием.

А потом уже стало поздно. При разрушении фрагментов под крышей, частями едет уже его крыша. Он даже попытался поджечь дом. Ох, была бы жива бабушка – не пережила бы. А было бы, наверняка, красиво: как на картинах Дали: среди огарков балок висит потёкший пластилин. Но соседи потушили. Его скрутили.

***

В желтом доме спокойно. На белых таблеточках-то. Кошмаров нет. И радости – тоже нет. Даже пилюльки не помогают. Макет его не отпускает. Но он-то далеко. И в то же время – вот же, тут: прям в голове. С закрытыми глазами восстановить может. Но нет в психушке пластилина – не положено, а то еще замки позалепляют, или какие неприличности налепят – из окон здоровых людей пугать будут. Но руки не связаны, да и кормить не запрещают. И вот, из мякишей хлебных, из закостенелых заново расслюнявленных кусочков жвачки он повторяет свой макет. Вначале тяжело: руки уже не помнят, не слушаются, да и он суетной стал, не может так долго заниматься фигней — работа меняет людей.. Есть такое хорошее английское слово: terpenie. Оно помогает справиться. Фрагменты в этот раз еще мельче – раз в десять, но это его мир. Как Пинк в Стене – склонившись на коленях, фрагмент к фрагменту выстраивает он на полу мироздание. Готово! Поднялся на ноги, орлом оглядел территорию несвободы. И резко, как таракана, придавил кусок самолета ногой. В голове резкая боль, словно он носком себя в висок двинул.

Но вскоре отпустило, потом — полегчало. А может из-за медикаментов? Главврач выписал его со справкой, мол, работа довела. Прописал покой и меньше ответственности.

***

Бывший мальчик спокойно вернулся на чердак. Соседи, конечно, нервничали, но доверились справке.

Собирается с духом. Ему не по себе от роли слонопотама: разрушить свой мир! Он отказывается бороться с ужасами – пусть живут: они же тоже его творения.

И все же пробует еще один шанс: пытается перелепить-восстановить кошмары в моменты радости. Но этого недостаточно – надо изменить интерпретации. Трансформировать.

Слишком умно? Сложно? Но возможно. Ставит камеру: чик, чуть подвинуть фигурки: чик. Шаг за шагом. Кадр за кадром, макет сдвигается. Анимация – дословно: оживление. Но не кошмаров. Истории своего мира – возвращается обратно, как к Большому Взрыву. Но не в ничто. В мультфильм. Все кошмары стремятся в центр – и собираются в гигантский шар: Орел парит над нашим миром. И всё-таки она круглая! Ничего не осталось от его кошмаров. Зато получился необычный, мягкий мультфильм.

***

Он бросил работу. Теперь художник. Но не баталист ужастиков. А добрых мультиков. Не всем же 3D-анимацию смотреть. Вы замечали – лепные мультики же добрее. Спасибо пальчикам мастеров.