— Деньги принесли? Как договаривались?

“Принесли” гулко отдавалось от высоких потолков послевоенного дома построенного немецкими военнопленными: с эркерами,  деревянными полами и такими же перекрытиями. Было накурено. И не только на лестничной клетке но и в самой квартире Зои Игнатовны.
— Да-да, вот — он оторвал от груди конверт.
— Разувайтесь, выбирайте тапки.

И квартира и ситуация представилась ему похождением в публичный дом: «Первым делом разуться. Чтобы ноги не протянуть». Сразу одёрнул себя. «О чем ты думаешь? Сам никогда не был же в борделе». Зато отец был завсегдатаем барделей. Впрочем, в те времена это были почти скромные квартирники с выступлением какого-нибудь барда-песенника.

Нет, о чем он думает? И вообще, он не представляет, что там происходит в нынешних «барах». Но ведь наверняка в прихожей такой «нехорошей квартиры» встретила его менеджер, какая-нибудь, Жанна Анатольевна, и предложит вначале выбрать тапки. А он бы с юмором заметил, что хочет выбрать девочек, а не тапки.

— Что же вы выбирать босиком будете?
— Это же не голым!
— … вы выбирать-то будете? – тормошила его Зоя Игнатовна. – примерь хоть.

Иван еще сильнее погрузился в думы. Хозяйка махнула рукой.
— Проходи уж. Босиком будешь.

Может это какой-то тест? Как смотрины в борделе. Только смотрит не он, а его. И также как в борделе — платить не за результат. Впрочем, о чем он думает? У нас везде так вначале деньги и без гарантии результата. А платить, не то что кровные – последние!
— На что жалуешься?

Тётушка в строгом брючном офисном костюме, будто секретарь из совдеповского министерства, рылась в какой-то магической утвари. Задумался: с чего начать-то? Денег нет, жилья нет, работы нет, девушку увели… Она посмотрела на него через какой-то хрустальный шар.
— Выперли с работы, бабу поперли… — отложила шар. – Вижу все сперли у тебя, аж грудь расперло.

Покатала по ладони шар и продолжила:
— Жалко мне тебя жалко, как сына. Мне детей не дал космос…
— А у меня родителей нет. Хоть они и не космонавты. Их забрал… видимо рак.
— Созвездие? Они в июле умерли?
— Иммунное голодание. В июле.
— Вот! Сразу понятно Но  не будем отвлекаться. Кто тебе руки-то искусал. Что за бестия?
— Да сам…
— Прям как засосы. Наверное, девки смотрят и думают, что ты любовник здоровый.
— Да никакой у меня не здоровый. И нервы уже никчерту! Как накатывает, только и могу – боль душевную физической закусывать.
— Ты пить прежде чем закусывать пробовал?
— Не помогает.
— Так и не пей никогда. Ну ладно, аутовампир. Что делать-то с тобой?
— Автоканибал… Сделайте уж что-нибудь. говорят вы умеете.

— Как тебя звать-то?
— Джонни.
— Как Леннона? И что же? Сразу так назвали? При рождении? Это важно!
— Да нет, Иваном.
— Ладно, Ваня. чего ты больше всего боишься?

Разговор не получался. Деньги он по-прежнему крепко держал на груди.
— Самолетов. — ответил просто пошутив.
— Серьёзно? Расскажи!
— Да. Я в детстве кошмар… — импровизировал, уже пожалев о шутке.

Она ждала. Пришлось рассказывать.
— Мы с отцом как-то в Шереметьево ездили, просто посмотреть на самолеты. Надо было долго идти вдоль сплошного бетонного забора, чтобы выйти в точку взлета. А осень, да и места болотистые. Отец-то еще что-то может разглядеть, а я маленький – только рев слышу и брюхо самолета над головой. Но зато… какой грохот! Ну, присмотрел у забора дерево сломанное. Думаю, с него-то я наконец-то буду видеть момент отрыва. Сам взлет. Побежал. Ну как побежал — погреб через лужи. И спотыкнулся – прям в чемодан носом! Да. Там валялся раскрытый, развороченный чемодан.
— Откудаж в болоте чемодан? Из самолета выпал? – усмехнулась Зоя.
— Папа объяснил, что видимо кто-то украл у иностранной туристки. В ближайшем лесу обыскал на предмет денег и ценностей, и там же бросил, избавившись от улик. А чемодан еще тепленький, белье женское еще аромат держит. Тогда думал – трусики-лифчики какой-то красавицы прям.
— Нафантазировал?
— Но тогда я не понимал, лет в двадцать только осознал какой это размер и какое оно безобразное!
— Ты что сохранил?
— Угу. И вот мне потом снилось постоянно самолет рухнул, раскуроченный как тот чемодан, и эта, неизвестная мне женщина, смятая как белье валяется.
— Эх, ты прям сказочный персонаж.
— Какой это?
— Иван-дурак! Ну, самолеты — значит самолеты. Сам потом подумаешь о своем поведении. Но лучше вообще не думай. Что-то плохо у тебя получается.

И вот тут Ваня и сломался на истерику. Но уже не мысленно, а с завываниями, выговаривая круг за кругом, про то как всё плохо. После третьего раза вгрызся в предплечье, как в толстошкурый апельсин. Зоя обняла. Постучала по плечу. Зубы отпустили. Проступили слезы, словно он прокусил не апельсин, а лимон.
— Что делать-то с тобой будем?
— Не знаю.
— Хочется тебе анекдотом подсказать. Проводят эксперимент на сообразительность. Подвесили банан так, чтобы не дотянуться. Запустили шимпанзе. Попрыгала — не достает, потрясла — не падает. Оглянулась, взяла палку, сбила банан и съела.

Пустили прапорщика, тот попрыгал, а достать не может. Ему говорят: «думайте товарищ прапорщик», подумал, стал трясти — не падает. ну трясет и трясет. Ему «думайте еще товарищ прапорщик». А он, не отвлекаясь от тряски огрызается: «Чего тут думать-то, тpясти надо!»
— Позвольте, но сейчас же год белой коровы начался, так что не трясти, а получается, за вымя хватать и доить! – через остатки слёз шутил Ваня. Ему явно было неловко за свой срыв.
— Кого ты там хватать собрался, я не знаю, но пусть уж так. Ты что хочешь-то? Попроси. Рискни.

Наконец-то задумался глубоко.
— Измениться хочу.
— Лишь бы не родине изменять. – съехидничала она в манере Владимира Семеновича. — Садись…
— Что делать-то? – неудобно заерзал Иван.
— Пока никуда не дергайся. Наблюдай.
— За кем?
— За собой. За ощущениями.

Она смотрела на него через шар. Он и сам чувствовал себя необычно – шариком. Словно его затащили на дыбу и растягивали. Стало неуютно. Снова заговорил:
– А что вы делаете?
Она все еще смотрела на него через хрустальный шар.
– Помогаю.
Дергаться он постепенно перестал. Его воздушный шар стало импульсивно раздувать. Казалось, она смотрит уже не на него, а через. «Может я уже стал частью какого-то вселенского интерферометра?» Может и так, но колебания что-то в нём поколебали. Ему захотелось разговорить её.
– Есть такая работа: «предсказывать мальчик или девочка родится  — не угадаю – денег верну», беспроигрышный бизнес.
– Ишь размечтался. Не верну. Да тебе бы они и не нужны были – все из твоих рук утекает, сам же знаешь.
– Но все равно – усмехнулся он. – вероятность высокая. Значит репутация ваша не пострадает. А людей-то много найдется.
– А вот и не много. Сюда не любой войдет. Главное, чтобы готовый пришел. Закон жизни: оказаться в нужное время в нужном месте. Я же просто катализатор из драгметалла. Без моей маленькой прослойки – не получится. Ты не задумывался о Иисусе и деяниях Апостолов? Как тысячи людей рядом с ними обретали бога в себе? Это не магия, просто готовые оказывались рядом. А кто попало – не просветлеет, как бы я тут не исхитрялась.

Тело изнутри почесывали электрические разрядики.
– И я, по-вашему обрету Бога?
– За Бога не знаю, а Космос тебя кажется примет.
– Это он вам через стеклышки говорит?
– Просто вижу, шутник.  Слушай, Космос и себя. Музыку волн.

Он как шарик приподнялся и поплыл к двери. Зоя Игнатовна же ловко перехватила выплывающий конвертик.
– Я прям как шар! Надеюсь не шаровая молния, не пострадали бы люди невинные.

От нее вышел в состоянии раздутом. С тех пор так и ходил – ощущение держалось непрерывно вот уже год: и в одиночестве, и при общении, и при прогулке и даже во сне. Стал добрым. Только люди все равно не тянулись к нему. Зато деньги…